Евгений Комаровский
Педиатр, кандидат мед наук
http://www.komarovskiy.net/
Начало было более-менее стандартным в рамках моего опыта долголетнего общения с семейством Полянских. Звонила Наташа, через рыдания удалось узнать, что с дитем приключился понос и очень срочно нужно выручать.
Все наши прошлые встречи начинались приблизительно такими же рыданиями, а состояние нервной системы матери Наташи всегда тревожило меня больше, чем еще одна простуда ее дочери Марины. С течением времени интенсивность и частота Наташиных рыданий-причитаний уменьшилась — Маринке, как-никак, шел тринадцатый год, болела она редко, уже издавна не плевалась лекарствами и без криков открывала рот…
Удивительно, но Семен Борисыч был дома. Для такового огромного муниципального человека быть дома в 19.00… Еще больше странноватым было то, что Борисыч меня не встречал. Он не вышел, даже не выглянул из кухни, и на вопль Наташи: «Сеня, доктор приехал!» отреагировал только глухим приветственным мычанием.
Следует увидеть, что огромным начальником Семен Борисович был только вне стенок собственного дома. На немаленькой местности, ограниченной двухметровым кирпичным забором, царствовал жесткий матриархат. Тяжесть ситуации усугублялась тем фактом, что других особей мужского пола в обозримом пространстве не наблюдалось. Супруга, дочь, теща Елизавета Захаровна, сиамская кошка Анфиса, равномерно схожая на овчарку дворняга Кука и, в довершение композиции, морская свинка Чапа.
Личная жизнь Семечки Борисовича была сложна и запутанна. Обычное следствие — теща, которая была только на год его старше, но именовалась только на Вы, Елизаветой Захаровной, а в минутки особенного домашнего благополучия — матерью. Теща, очевидно, возглавляла семейную иерархическую лестницу, Наташа с Мариной были на одну ступень ниже. Дальше правило равноправие. Кука, Чапа, Анфиса и Сеня (Семен Борисович) были послушливы, впору получали пищу. Правда, Сеня часто пакостил, простите, сорил в доме, и ему доставалось почаще других.
В итоге тяжеленной подкаблучной жизни мой приход всегда воспринимался Борисычем как праздничек. Можно было отыскать сострадание, можно было посетовать — мол, «эти бабы», которые «только и могут, что кричать» и «типо всегда правы», снова не уберегли бедное дитя. А здесь даже не вышел поприветствовать… Да, действия очевидно разворачивались неординарно.
Вид у Маринки вправду был неважнецкий. Тошнить начало еще в школе, после третьего урока примчалась домой, не снимая куртки, завладела унитазом, потом была рвота, позже снова унитаз. На данный момент лежала вся из себя бледноватая, температура 37,3, тошнит меньше, побаливает и бормочет животик. Все другие здоровы. С диагнозом особенных заморочек нет — очевидная пищеварительная зараза. Ребеночку не 5 месяцев, без уколов и капельниц обойдемся, питье, диета, кое-что из фармацевтических средств, ну, добросовестное слово, девченки, ничего ужасного — спасемся пренепременно.
Странности тем временем длятся: Семен Борисович при осмотре не находится и роли в беседе не воспринимает.
Выяснив и разъяснив, что все-таки все-же нужно делать, пробую получить ответ на вопрос «кто (что) повинет (виновно)». На умном мед языке это именуется эпидемиологический анамнез. На теоретическом уровне с этого положено начинать, но фактически важнее было унять родственников, чтобы не скулили и не плакали, а знали, в чем дитя нуждается и что от их требуется.
Стандартный вопрос: что ели намедни? Ответ совсем расставляет все точки над «i». Более того, заносит предельную ясность и просто разъясняет странноватое поведение Семечки Борисовича.
Вчера вечерком, растолковывает мне Елизавета Захаровна, этот (следует кивок в сторону кухни) приволок литровую банку темной икры. Некий его агент по снабжению привез из Астрахани. На весь дом чирикал, какая она свежайшая и восхитительная. Вечерком Маринка съела 3 бутерброда, больше никто и не попробовал, решили: что ж ее есть, если ребенку нравится. Сейчас вот все здоровы, а дитя из-за этого (очередной кивок в направлении затаившегося Семечки Борисовича) страдает.
С отравлениями икрой я, очевидно, сталкивался, и не единожды. Но все, что я лицезрел сейчас, как-то в икру не укладывалось. Вот если бы сметанка либо молочко…
Иду вымывать свои руки, по пути заглядываю на кухню. Зрелище классное: «глава семьи» в майке и трусах посиживает верхом на табурете и ложкой прямо из банки ест икру. Литровая банка уже пуста наполовину. При моем возникновении Семен Борисыч делает конвульсивный глоток и недоверчиво глядит на меня печальными очами затравленной антилопы.
- Док, я им докажу! Юноша, что привез, абы чего не возит. Икра точно свежайшая. Я ведь перед тем, как домой идти, сам съел малость, отметили возвращение. Так им и сказать нельзя, разорались бы, что малыша объедаю. Но я ж здоровый, никаких поносов…
- Семен Борисыч, не знаю как понос, но давление Ваше после такового количества соли точно подскочит, давайте эти опыты заканчивать. Я и сам думаю, что икра здесь не при чем.
Возвращаюсь к пострадавшему ребенку. Дамы при деле: Марина кончает поглощение «смекты», которая без усилий нашлась в большой домашней аптечке Полянских, Наташа и Елизавета Захаровна интенсивно участвуют в лечении, кривясь и глотая слюну сразу с девченкой.
Вскользь интересуюсь:
- Кстати, а не считая икры ничего непонятного не ели, на завтрак, к примеру? А то на икру не очень похоже.
Сенина теща глядит на меня с укоризной. Из кухни в сторону комнаты неторопливо перемещается застенчивая тень Семечки Борисовича. Тень как и раньше держит в руках злосчастную банку икры. Марина садится на кровати — пробует вспомнить. Наташа размеренна. Ей-то чего беспокоиться — процесс приобретения товаров стопроцентно на совести и под контролем Елизаветы Захаровны…
- На завтрак были чай и творожок в шоколаде, — гордо заявляет ребенок.
Семен Борисович переступает порог комнаты. С вызывающим видом и звучным стуком он ставит банку с икрой на антикварный комод конца XIX века. Наташа и Марина с любопытством глядят на маму и бабушку соответственно.
Во взоре Елизаветы Захаровны укоризну сменяет недоумение с легким цветом сомнения. Медлительно двигаясь в моем направлении, она гласит гулким, дрожащим голосом:
- Я этот творог уже два года в одном и том же месте покупаю, и никогда, слышите, ни-ко-гда! — никаких заморочек. Его, к счастью, не из Астрахани возят!
Елизавета Захаровна останавливается в 2-ух шагах от меня, переводит взор на комод, незатейливо увенчанный сосудом с икрой, и, всхлипнув, стремительно выходит из комнаты.
Я прощаюсь. Повеселевший Семен Борисович охотно кидается провожать.
Мы проходим мимо кухни. На табурете восседает Елизавета Захаровна. Не переставая жевать, она реагирует на мое «доскорого свидания» вялым кивком головы. Перед ней блюдечко с остатками творожка в шоколаде.
Телефонный звонок разбудил меня в половине второго. Глас Семечки Борисовича звенел и переливался всеми цветами экстаза, счастья, радости:
- Доктор, дорогой! Ты для себя не представляешь! У тещи понос! Уже полчаса из туалета не выходит! Спасибо для тебя! Размеренной ночи! И он повесил трубку.
№11, 2004
Другие статьи этого создателя
Евгений Комаровский:
Дорога к горшку
Я есть не желаю… Предпосылки отвратительного аппетита
Я есть не желаю. Ошибки
Что такое «различное питание» и кому оно нужно?
Болезнь перевернутого режима
Вопросы и ответы с медиком Комаровским
Вопросы и ответы с медиком Комаровским
Вопросы и ответы с медиком Комаровским
Вопросы и ответы с медиком Комаровским
Вопросы и ответы с медиком Комаровским
Вопросы и ответы с медиком Комаровским
Вопросы и ответы с медиком Комаровским